Современная драматургия 2014 №1

Цена свободы и спасения

 

     Вот и еще одно сочинение Михаила Хейфеца, когда-то российского, а ныне израильского драматурга, появилась на подмостках столицы. «Спасти камер-юнкера Пушкина»  – пьеса-лауреат прошлого конкурса «Действующие лица», поставлена в театре «Школа современной пьесы».

 

      Внутренняя фабула – история подростковой попытки «путешествия во времени»: «а вдруг?!..» А вдруг удастся проникнуть в прошлое и спасти «наше все», поэта Пушкина, от гибели на дуэли? Но вырастает это желание из той чудовищной нелюбви к Пушкину, и в целом к литературе, и вообще ко всему, чему учат в школе – из-за того, как учат. А в общем-то это рассказ о том, как рождается внутренняя, душевная независимость от внешних, давящих стереотипов, и какой ценой эта свобода достается. Ценой жизни.

      «Спасти камер-юнкера Пушкина» – рассказ главного героя Михаила Питунина о его жизни: от тех времен, когда был ленинградским школьником Мишей, и до той поры, как он, уже петербуржец Михаил, одинокий и свободный от семьи, от «своего дела», от массы «головных» дурей и придурей, навязанных ушедшими нравами  и нравами новыми, был убит бандюками, прежними одноклассниками – из-за своей квартиры.

      События этого рассказа, все его персонажи оживают перед нами. Пьеса написана в повсеместно ныне используемой форме как бы прозаического монолога главного персонажа – а поставлена автором спектакля Иосифом Райхельгаузом и режиссером Валерией Кузнецовой по старинным (и тоже сейчас все более модным) принципам «бенефисного действа», когда артисты играют по многу ролей. И актеру Александру Овчинникову надо быть единым во многих лицах – в череде обликов своего героя, Петунина: ученик младших классов, старшеклассник, солдат… И каждая ипостась – как бы новый человек, помнящий себя прежнего, с тем же темпераментом, но все с большим опытом, все более свободный от заблуждений и иллюзий. Вот он пожилой, и вся череда рассказанных им приключений и случаев из своей жизни свидетельствует: и Пушкин стал любим, и написанное им – прекрасно; и противоречиво, но прекрасно все, что было в прошлом, что есть личный опыт и общий духовный опыт. А то, что не задалось… как хотелось бы изменить! Хотя бы мысленно переиграть… И вот тут жизнь заканчивается. Не в том финал, что убили. А в том, что вдруг жизнь исчерпалась. И ее итог очень часто – расплата, но далеко не всегда утешение.

      Меж двух амфитеатров зрительских рядов – площадка-короб. Она заполнена чем-то сыпучим и черным. Над ней – черный и блестящий полог, в финале его прорубят саблей, и из него посыплется все тот же пепел, окончательно скрывающий под собой тело Петунина, уже зарытого бандюками во прах. (Сценография и костюмы – Алексей Трегубов.) Этот легкий прах, этот пепел взметывается усилиями памяти. Из этого пепла достаются вещи и аксессуары – вешалка, музыкальные инструменты, кинопроектор, пилотка, фраки, сабли, дуэльные пистолеты. Это знаки каждой эпохи и каждого эпизода – и это же «игрушки мальчиков», медленно взрослеющих мужчин. Баловство в «житейские игрушки» озвучено мелодиями соответствующих эпох (музыкальный руководитель Вера Николаева). Здесь много значит сотрудничество с постановщиками звукооператора Яна Кузьмичева, художника по свету Нарека Туманяна и художника видео Михаила Заиканова. Ибо игра в этом действе тотальна и прихотлива – как игра памяти. Жизнь человека – череда дуэлей: с самой жизнью, с собою, с другими людьми. И в этом спектакле то и дело персонажи отмеряют дистанцию выстрела, обозначают саблями барьеры, перевоплощаются в персонажей пушкинского окружения. И тогда современные наряды заменяются бальными платьями, кружевами, цилиндрами и фраками. А свет то заливает все вокруг, просвечивая каждый уголок и каждую тень, то избирательно направленными лучами акцентирует место, человека и событие.

      И видео тоже включено в игру. Улицы, страницы документов и портреты Пушкина и близких ему людей, изображения Дантеса и барона Геккерена вдруг сменяются знаменитым трио Маркса-Ленина-Сталина, а эта триада вдруг приобретает лица участников «пушкинского треугольника». И, отставший от темпа перемены картинок, воинский начальник солдата-киномеханика Петунина вдруг видит, что адресовал свои нелицеприятные высказывания вновь явившемуся трио марксистов-вождей…

     Автор умело вплел в ткань рассказа то, что до недавнего времени было предметом изысканий филологов, пушкинистов, историков. Лишь в последние годы (да и то не в массовом обиходе) документами из архивов подтверждены слухи-догадки о реальных отношениях между Дантесом, Геккереном, царем, Натальей Гончаровой-Пушкиной, ее сестрой Александриной; об истинных причинах поединка; и об истинной роли одной из одиозных светских фигур тех лет - Идалии Полетики, видимо, так прикрывавшей свой роман с Дантесом. Вслед за драматургом режиссеры и артисты подают эти историко-литературоведческие откровения так, что зрителям кажется: они всегда это знали. 

     Темп спектакля и быстр, и тягуч. Иногда возникает ощущение какой-то неровности игры, какой-то скороговорки в перемене событий, мыслей, сюжетов. Но это не разрывает зрительскую связь со спектаклем. Неровности в игре «окружения» главного героя – Ивана Мамонова, Николая Голубева, Татьяны Цирениной и Даниэллы Селицкой – с легкостью пропускаешь, радостно отмечая непринужденность и легкость существования на сцене, точные штрихи в обрисовке того или иного персонажа. Текст, режиссура, и актерская игра напитаны то иронией, то сарказмом, вытекающими из сути происходящего. Но и эта ирония, и горячий отклик зрителей становятся все более прозрачными и горькими. События  текут как бы непреднамеренно, и как бы из ничего ткется ткань жизни персонажей и ткань действа, все более прочно обволакивающая зрителей. И на поклонах – давно не видел такого! – публика громко нахваливала пьесу и упорно вызывала автора. И театр с радостью показал его – Михаил Хейфец приехал на премьеру того, как «Спасти камер-юнкера Пушкина».

          

 

Валерий Бегунов